То, что в Сент-Ом с развлечениями не слишком богато, Эдмон понял сразу – уже по тому, с каким азартом и увлечением оба двоюродных дядюшки – Жорж-Рене и Этьен-Огюстен – взялись знакомить свежеобретенного племянника с замком и прочими его обитателями.
- Месье Мишо, Вас уже представили тетушке Анриетте? – раздуваясь от важности возложенной им самим на себя миссии, болтал без умолку весельчак Жорж, то и дело поправляя подвитые локоны или кружевные манжеты. – Как же так?! Огюстен, ты меня разочаровал! Нет, я, разумеется рад, что в первую очередь ты решил познакомить со мной этого чудесного юношу!.. Как-как? Не со мной, а с Готфри? Помилуй, Огюстен, с Готфри это прелестное дитя можно было и не знакомить. Что-что? Владелец замка? Кто? Ах, Готфруа! Тоже мне велика важность! Когда наш кузен интересовался происходящим у него под носом, если это происходящее не было старинным бургундским! Чье имя я прочу? Готфри?! Помилуй, кузен, чем же? Своими словами?! Огюстен, юноша через пару дней сам все увидит собственными глазами. Я просто пытаюсь его подготовить в меру своих скромных сил. Как-как? Скромность и я – понятия несовместимые? Друг мой, ты, право, преувеличиваешь. Скромность – одна из моих главных добродетелей. Огюстен, почему ты смеешься? Разве я сказал что-то забавное? Ну, Огюстен!
читать дальше- Месье Мишо, - Этьен-Огюстен и в самом деле не удержался от смеха, выслушивая похвальбы кузена себе любимому. – Как только что выразился наш дорогой Жорж-Рене, Вы только что своими глазами (а точнее – своими ушами) имели возможность представить, что за жизнь Вас ждет в этом доме. Надеюсь, у Вас крепкая голова, и она не разболится на второй день от издаваемого кое-кем беспрестанного шума.
- Фи, - поморщился белокурый Жорж и щелчком поправил едва заметную складочку на манжете. – Как грубо!
- Огюстен, ты снова дразнишь нашего Душечку Жоржа?
Эдмон поспешно обернулся на тихий женский голос, ласковый и чуть усталый, как у матери, но при этом с едва уловимыми задорными нотками.
Хрупкая темноволосая женщина в неброском сером платье ничем не походила на белокурую красавицу Агнессу Мишо-Роган, но что-то в ее облике заставило юношу догадаться, что перед ним тетя Анриетта – родная сестра его матери и сурового Черного герцога, единственная из родственников, о ком покойная Агнесса вспоминала с любовью и нежностью.
- Душечка сегодня болтлив не в меру, - все еще продолжая улыбаться, шутливо посетовал Огюстен и, чуть посторонившись, подтолкнул к кузине племянника. – Дорогая Анриетта, позволь тебе представить этого милого юношу. Эдмон Кристоф Мишо де Роган, сын нашей сестры Агнессы.
- Матерь Божья! Агнесса! – тетушка удивленно всплеснула руками и, растолкав кузенов, заключила мальчика в объятия. – Дитя мое! Как же ж ты сюда добрался? Бедняжечка! А худющий-то какой! Ты хоть ел сегодня? Нет?! Святый Боже! А вы-то двое хороши! Ребенок голодный, а вы даже краюху хлеба предложить не догадались! Ну что ж за наказание! Жорж, беги на кухню, вели подать хлеба с сыром и вина. Ну, и еще чего-нибудь… Да поживее! Ребенок же голодный! Вон какие синяки под глазами!
- Арьетта, синяки под глазами бывают не от голода, - Огюстен попытался оторвать от племянника не менее шумную, чем кузен Жорж, кузину Анриетту. – Месье Мишо немного устал с дороги, и от громких криков и причитаний у него может разболеться голова. Ты ведь этого не хочешь, правда?
- Нет, что ты, разумеется, нет! – от переизбытка чувств Анриетта даже всхлипнула и утерла глаза краем шелковой косынки. – Бедняжечка! Как же тебе досталось-то! А где же твоя матушка? Где моя дорогая сестрица? Она ведь с тобой приехала, правда?
- Арьетта, - Огюстен осторожно приобнял кузину за плечи. – Арьетта, Агнессы больше нет с нами.
- Нет? – казалось, до тетушки не дошел смысл сказанного. – Как: нет? Почему нет? Огюстен, что ты такое говоришь!
- Матушка умерла этой весной, - глядя на плачущую Анриетту, Эдмон сам едва сдерживал застилавшие глаза слезы. – У нее случилась лихорадка. Врачи не смогли ничего поделать.
- Бедная Агнесса! Бедная моя сестричка! – Анриетта снова всхлипнула в косынку. – И ты, мой бедняжечка… - тетка вновь принялась обнимать и целовать «сиротинушку». – Ах ты, горемыка! Сиротка несчастная!
- Арьетта, будет, - Огюстен сделал очередную попытку освободить племянника из объятий кузины. – Не смущай юношу! Месье Мишо – уже не ребенок, чтобы так с ним сюсюкать. Прекрати плакать, Арьетта. Ну же!
- Мадам, месье Огюстен прав, не убивайтесь так, - Эдмон робко высвободился из ослабевшей хватки герцогини и, нерешительно взяв тетушку за руку, умоляюще заглянул ей в глаза. – Мадам, не плачьте, прошу Вас! Умоляю, мадам, не плачьте! Иначе я сейчас тоже разрыдаюсь.
- Ну-ну, только этого еще не хватало, - натянуто рассмеялся Огюстен. – Что мне с вами двумя рыдающими тогда делать?! Арьетта, прекращай скорее! Месье Мишо нужно переодеть, накормить и уложить спать. Слышишь, что я говорю? Арьетта?
- Да-да, конечно, - плач Анриетты прекратился в одно мгновение. Тетушка решительно вытерла покрасневшие глаза мокрой от слез косынкой и через силу улыбнулась. – Идемте, дитя мое. Я покажу Вам Вашу комнату, - она вдруг резко хлопнула в ладоши, отчего Эдмон едва не подпрыгнул от неожиданности. – Жанна! Пьер! Жанна!
Из боковой двери бесшумной тенью показался серый неприметный человек неопределенного возраста и молча поклонился герцогине.
- Пьер, вели Жанне приготовить комнату для месье, - уже совершенно спокойным голосом принялась отдавать распоряжения тетушка Анриетта. – И поторопи кухарку – надо накормить гостя. Да, и раздобудь что-нибудь из одежды, что было бы месье в пору.
Молчаливый Пьер все так же, не произнося ни слова, поклонился и словно растаял в воздухе. Разумеется, он просто скрылся в той самой боковой двери, из которой появился, но Эдмон бы не удивился, если бы странный, почти бесплотный на вид слуга растворился, как привидение из готического романа - в этом странном доме он готов был к любым неожиданностям.